Процесс перемен, причинно-следственные связи и триггер — у Мервина Кинга в описании финансового кризиса 2008 г. есть все три.

Но прежде всего, почему история? Что в этой древней как мир когнитивной структуре заставило бывшего управляющего Банка Англии выбрать эту форму для анализа столь сложного предмета?

Ответ спрятан именно в причинно-следственных связях. Человеческое сознание жаждет объяснения всему. Когда происходит что-то важное, мы хотим понять, почемутак случилось. Поскольку истории, похоже, показывают, как одно событие влечет за собой другое, они помогают нам разглядеть смысл в хаотичности мира. Во время финансового кризиса произошло немыслимое число разных событий, по большей части пугающих, разрушительных и загадочных. История Кинга протягивает связную и понятную логическую нить сквозь трясину этих событий.

В самых простых историях у каждого следствия бывает только одна причина и каждое следствие становится причиной нового следствия. У Кинга история не столь проста. Он описывает множественные причины для множественных следствий, его история сложных экономических и финансовых взаимосвязей занимает несколько страниц. Тем не менее внимательный читатель, ознакомившись с ней, почувствует, что понял, почему случился кризис. В этом истинная ценность историй как средства коммуникации: они превращают сложные сущности в ясные и связные.

Но за эту ясность и связность мы платим. Беда историй в том, что они описывают слишком выборочно. Проще говоря, не дают полной картины. Истории — это частичные правды. В фильмах мы это видим наглядно, когда между последовательно идущими сценами пропущены большие отрезки времени, а ракурсы камеры оставляют вне кадра бóльшую часть происходящего. Сценаристы, режиссеры, монтажеры выбирают, что показать, из множества вариантов. Чарльз Диккенс, описывая жизнь Дэвида Копперфилда, берет лишь несколько ее эпизодов. Дэвид Николс в романе «Один день» дает более чем двадцатилетнюю хронику двух жизней, описывая события одного дня из каждого года.

Так же обстоит дело и с невымышленными историями. Описывая последовательность событий, мы выбираем, с чего начать, какие эпизоды отразить, как показать участников. А главное, мы упрощаем причинно-следственные связи. Истории в этом смысле весьма экономны: из-за того, что Парис похитил Елену у Менелая, греки объявили войну Трое; Хитклиф подслушивает слова Кэти о том, что выйти замуж за него было бы для нее унижением, и, покинув дом, сколачивает состояние, с которым становится хозяином Грозового перевала. Реальная жизнь редко бывает такой черно-белой. У события обычно несколько причин. Часто дело обстоит так, что X — одна из причин Y, но U, V и W — также его причины. Политики привычно объясняют кризис государственного долга или возникновение ИГ [15]  простыми историями, которые отвечают целям этих политиков. Их соперники рассказывают другие истории с другими причинно-следственными связями, которые точно так же могут быть правдивы. Ученые типа Нассима Талеба даже говорят о «ловушке рассказчика» — нашей «ограниченной способности наблюдать последовательность фактов, не вплетая в них объяснения, то есть не устанавливая между ними произвольной логической связи»².

Наоми Кляйн в полемической книге «Доктрина шока» [16]  рассказывает, как Америка реагировала на ураган «Катрина»³. Она пишет, что администрация президента Джорджа Буша увидела в «Катрине» возможность применить к обветшавшей социальной инфраструктуре Нового Орлеана «неолиберальные подходы», такие как приватизация, ослабление государственного регулирования, сокращение управленческого аппарата и свободная торговля. Опустошительный ураган (триггер в истории Кляйн) так все перемешал в демографии и городском управлении Нового Орлеана, что кто-то увидел там чистую доску для обкатки своих рыночных идей. «За какие-то недели побережье залива стало домашней лабораторией» для «правительственных подрядчиков».

Вдохновившись работами нобелевского лауреата по экономике Милтона Фридмана, администрация Буша не стала выделять экстренные фонды государственным организациям, а направила $3,4 млрд частным подрядчикам из сферы «капитализма катастроф», таким как Halliburton, Bechtel и Blackwater. Городу, лишившемуся по воле стихии налоговой базы, пришлось уволить 3000 людей, а вместо них федеральное правительство наняло для реконструкции частных консультантов, поставив выгоду застройщиков выше благополучия горожан. Кварталы государственного жилья, расположенные на выгодных земельных участках, которые давно вызывали зависть частных застройщиков, назначили под снос, едва лишь эвакуировали их обитателей. Государственные школы превратили в коммерческие. Президент Буш учредил новые налоговые послабления для местных крупных компаний и отменил регламенты, защищавшие наемных работников и их доходы.

Новоорлеанских бедняков (почти поголовно чернокожих) слишком потрепало и измотало бедствие, чтобы они могли как-то воспротивиться этим бесцеремонно-«неолиберальным» порядкам. Подчинение путем «встряски». Таким образом «люди, не верящие в государственное управление», как называет Кляйн поборников свободного рынка, использовали природный катаклизм, чтобы построить «теневое частное государство», финансируемое «почти целиком из общественных ресурсов». Богатые и средний класс, рассуждает Кляйн, будут жить безбедно в огороженных поселках с частными охранными фирмами, частными школами и частными больницами, а бедных изгоняют или оставляют влачить жалкое существование на эфемерном попечении все более усыхающих государственных учреждений.

Книга Кляйн — основательная и глубокая работа, и я сейчас не намерен обсуждать судьбу Нового Орлеана. Факты, которые она приводит, насколько я знаю, верны. Но другие факты о «Катрине» могут рассказать совершенно иную историю:

Реакция государственных органов на ураган «Катрина» была совершенно неадекватной. FEMA (Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям) действовало нескоординированно и медленно. Сотни спасателей-добровольцев из разных городов сидели без дела в Атланте. Мэр Нового Орлеана Рэй Нагин начал эвакуацию населения меньше чем за 24 часа до удара урагана, а затем не разрешил использовать парк школьных автобусов для вывоза из города престарелых и немощных горожан. Полиция не смогла противостоять повсеместному мародерству. В частях Национальной гвардии в Луизиане не хватало людей, и они были заняты защитой от наводнения собственных баз и спасением солдат, не умеющих плавать. В общем, согласно отчету конгресса 2006 г., поведение властей характеризовалось «халатностью, беспорядочностью и организационным параличом».

К счастью, частные компании обладали нужными ресурсами и оказались готовы прийти на помощь и выполнить ту работу, с которой не справилось государство. У компаний Halliburton, Bechtel, Blackwater и других нашлись люди, необходимый опыт и инициатива, чтобы быстро и успешно действовать в крайне сложных обстоятельствах. Частный бизнес сумел наладить поставки продовольствия и питьевой воды, организовать медицинскую помощь, временные жилища и расчистку города значительно быстрее, чем парализованная городская власть и FEMA. Голландская компания De Boer взялась развернуть колоссальный временный морг, поскольку городских возможностей не хватило бы на прогнозируемое число жертв. Командование инженерных войск США заключило с четырьмя компаниями сделки на расчистку завалов на общую сумму $2 млрд, потому что сами военные не располагали нужными мощностями. Стоит поставить в заслугу администрации Буша, что у нее нашлась воля привлечь частные компании для удовлетворения экстренных потребностей общества. Более того, администрация приняла надлежащие меры, чтобы гарантировать разумную трату федеральных фондов: направила 30 аудиторов и контролеров из министерства внутренней безопасности следить за работой частных подрядчиков в зоне бедствия. Привлекая все доступные ресурсы, администрация Буша показала гибкость и прагматизм, столь отчаянно необходимые после удручающей первой реакции властей на катастрофу.