DesignCrowd — одна из многих фирм на быстрорастущем рынке «труда до востребования». Амазоновский Mechanical Turk позволяет нанимателям размещать «задачи человеческому интеллекту», которые фрилансеры решают за оговоренное вознаграждение. Сервис Upwork соединяет компании с самозанятыми профессионалами со всего света. То же самое делает Fiverr, если речь идет о микрозаказах, где плата начинается от $5. CrowdFlower соединяет армию удаленных фрилансеров с технологией искусственного интеллекта, предлагая клиентам услуги обработки данных «с участием человеческого оператора». TaskRabbit дает подработку всем, кто готов выгуливать собак, переносить грузы, наводить чистоту, собирать мебель или что-то изготавливать своими руками. Gigwalk позволяет компаниям-владельцам брендов привлекать жителей отдаленных городов для осмотра магазинных витрин, фотографирования магазинов и сбора иных данных. Client Partners помогает одиноким японцам нанять «друга» для беседы, спутника для похода на свадьбу, партнера для совместных селфи.
Для людей, которые не могут — или не хотят — ходить в офис, специализироваться на одной роли или работать в жестко установленные часы, эти пионеры исполнительской экономики — подарок небес. С ними усердные фрилансеры могут весьма неплохо обогатиться (один дизайнер за пять лет заработал через DesignCrowd $1 млн). Платформы для цифровых и офисных услуг также дают возможность исполнителям из бедных стран подключиться к мировой экономике, сглаживая неравенство и способствуя развитию. Гибкость и эффективность работы по запросу может быть благом и для работника, и для нанимателя — если только правильно заданы цены.
Дело в том, что большинство из нас не так уж хорошо умеет оценивать собственное время. Мы не знаем, чего стоим, и, принимаясь за ту или иную работу, не учитываем скрытые траты и риски. Писатели вроде меня, случается, тратят годы на работу над книгой, которую никогда не издадут. Личный тренер, которому приходится платить взносы и предлагать бесплатные ознакомительные занятия, чтобы работать в спортзале, может обнаружить, что его чистый доход от клиентов не особо окупает все затраченное время и вложенные деньги. Исполнители с TaskRabbit и Gigwalk подряжаются на небольшие работы, не вполне сознавая, сколько времени отнимет задача и сколько придется добираться до места. Исполнители, оплачиваемые не повременно, а сдельно или без твердой таксы, нередко недооценивают реальные временны́е затраты на работу.
Фрилансеры часто недооценивают, сколько им нужно зарабатывать за час, чтобы помимо других необходимых трат отчислять на налоги, пенсию, пособия по уходу за ребенком, медицинскую страховку, страховку от потери трудоспособности и т.д. Соответственно, свое время они ценят ниже, чем следовало бы, и берутся за работу по расценкам ниже тех, которые им необходимы. Это беда для них, но это беда и для других исполнителей, конкурентов, потому что расценки падают ниже допустимого уровня. Минимальный уровень оплаты труда, если он вообще установлен, редко применяется в случаях самозанятости и вообще бессмыслен для заказов без заранее оговоренной платы, как на Design Contest. Увы, ничто не удерживает отдельного фрилансера от недооценки собственного труда в ущерб всему сообществу самозанятых работников. Мы рискуем увидеть, как цены на «разовый» труд будут падать и падать, пока это не окончится своего рода всемирной виртуальной потогонкой.
В исполнительскую экономику перетекает все больше людей, и тем из нас, кто работает на себя, особенно важно научиться себя оценивать. Это будет во благо всем.
Прямым следствием наших финансово мотивированных решений становится процветание или упадок компаний и целых экономик. Самые сложные и влиятельные организации в мире всеми силами стремятся играть на наших психологических особенностях и диктовать нам покупательское поведение, влияя на правды о денежной ценности, которыми мы руководствуемся. В большинстве стран закон не запрещает рекламщикам подавать вещи в нужном свете, использовать ценовые якоря или внушать публике, что товары вроде бриллиантов гораздо ценнее, чем можно было бы подумать. Поэтому нам важно знать о рекламных трюках и психологических ловушках и постоянно задавать себе вопрос: в самом ли деле эта хрустящая, блестящая, занятная штучка, которую мы подумываем купить, стоит для нас больше, чем написано на ценнике? А когда мы продаем себя, нужно тщательно обдумывать все те моменты, что влияют на стоимость нашего времени.
Еще немного поразмыслить о ценности той или иной вещи не повредит никогда.
● Думайте сами, чего для вас в действительности стоят те или иные вещи. Не руководствуйтесь той ценностью, которую им придают другие.
● При оценке учитывайте риски, ожидания, доступность вещи и то, какую пользу она принесет вам и третьим лицам.
Но остерегайтесь
● Манипуляторов, применяющих ценовые якоря и другие психологические приемы, чтобы повлиять на вашу оценку.
● Бизнес-моделей, сервисов и среды, которые побуждают вас недооценивать собственное время и труд.
Часть третья
Искусственные правды
9
Определения
Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше.
«Это очень сильное слово с мощным воздействием».
Что приходит вам на ум? Брань? Что-то религиозное или духовное? Священное имя?
Фразу произнес Брендан Пэдди, глава пресс-службы Комитета по чрезвычайным ситуациям — организации, объединяющей в моменты кризисов 13 крупных британских благотворительных фондов. Дальше он сказал: «Нужно употреблять его точно. Тревогу нужно бить, пока не поздно, но мы не хотим, чтобы нас обвиняли в том, что мы сеем панику»1.
Слово, к которому Брендан Пэдди относится с таким опасливым уважением, в международных гуманитарных организациях известно как «слово на “г”». Это слово голод.
Оно настолько важно, что несколько агентств ООН и негосударственных организаций собрались, чтобы дать ему точное определение. Интегрированная классификация фаз продовольственной безопасности (ИКФ) устанавливает, что голод можно объявлять, когда «не меньше 20% домохозяйств данной территории испытывают резкий дефицит продовольствия, и возможности к его преодолению ограничены; уровень острого недоедания превышает 30%, а смертность превышает 2 случая на 10 000 человек в день».
К чему такая суета вокруг значения слова, которое каждый узнает еще в школе на уроках истории? Объявление голода не обязывает мировое сообщество ни к каким действиям. Все дело исключительно в способности этого слова менять общественное мнение.
«Применение этого слова посылает чрезвычайно важный сигнал политикам и благотворителям. Оно дает огласку и привлекает внимание новостных агентств — без него широкая публика не узнает о происходящем», — говорит Йэн Брэй из Оксфордского комитета помощи голодающим2.
Многие вспомнят голод 1984 г., унесший сотни тысяч жизней в Эфиопии. Тогда благодаря призывам гуманитарных организаций, эмоциональным репортажам журналистов (например, Майкла Буэрка) и фандрайзинговым усилиям Боба Гелдофа [22] и его друзей на устранение катастрофы собрали более $200 млн. Мобилизация людей доброй воли по всему миру была необычайной.
Работники гуманитарных миссий знают, что получить такой отклик удается нечасто. Поэтому слово «голод» следует беречь для тех случаев, когда без помощи мирового сообщества не удастся предотвратить массовую гибель людей. Если прибегать к нему чаще, рискуешь оказаться в ситуации мальчика, кричавшего «Волки!». Так складывается порочная система, при которой непрерывная переменная, то есть уровень продовольственного неблагополучия (или, проще говоря, недоедания) в стране или области, переводится в дискретную переменную, у которой лишь два возможных значения: голод есть или голода нет.